Financial Times: Битва за евро

Вопросы идеологии и культуры могут оказаться решающими в борьбе за евро.

В течение многих месяцев могучая армия продвигалась к евро-цитадели с грозным криком: "Евро не жизнеспособен!". Армия была быстра и целеустремленна, а цитадель слаба и разрозненна. Тысячи осаждающих непоколебимо придерживались основанных на простоте убеждений. Их аргументы были такими: еврозона - не политический союз и никогда им не будет, потому что европейцы к этому не стремятся, а государства-участники не откажутся от своей власти. Цитадель, следовательно, обречена на капитуляцию, а ее упорное сопротивление служит лишь для получения прибыли хитроумными торговцами.

Не менее сильным и простым было утверждение защитников, которые возразили: "Евро может работать!" В течение многих лет главы европейских правительств и центральных банков проповедовали идею о том, что валюта без государства - это хорошее изобретение, которое может занять свое место навсегда. Благодаря нему устраняются валютные и торговые трения, позволяя при этом, государствам-участникам оставаться творцами своей истории. Маастрихтский договор 1992 года был заключительным шагом в построении европейской цитадели. Больше суверенитету ничего не грозит. Однако ЕС не сможет обойтись без обычных фискальных, финансовых и монетарных инструментов, которые описаны в книгах.

Оба лагеря же, на самом деле, разделяют веру в один постулат: национальное государство есть и будет оставаться абсолютно суверенным в пределах своих границ. Нападающие и обороняющиеся верят в то, что международные отношения будут по-прежнему основаны на двойных постулатах внутренней однородности и внешней независимости, что было зафиксировано в Вестфальском договоре 1648 года.

С одной стороны, укрепление цитадели невозможно; с другой стороны в этом нет необходимости. Обе стороны отказываются замечать, что мы живем уже в другом мире, в котором политическая власть не может быть сосредоточена в одних руках. Вместо этого, они стремятся распространять власть по вертикали, от муниципальной к национальной, и от континентальной к глобальной. Оба лагеря, похоже, игнорируют тот факт, что история представляет собой динамический процесс, движимый противоречиями.